Espada
|
| |
Зарегистрирован: 21.06.09
Откуда: Россия, Березники и Н.Новгород
|
|
Отправлено: 28.07.09 16:23. Заголовок: Завалялось тут у мен..
Завалялось тут у меня еще интервью про "Геную"... Они кажутся странной парой: актер, обладающий интуицией и нестандартный режиссер. Колин Ферт и Майкл Уинтерботтом потягивают бразильский коктейль у камина в вестибюле роскошного лондонского отеля. Оба, хоть и одного возраста (Ферту 48 и он на полгода старше), по-видимому, являются странной кинематографической парой. Ферт, родившийся в Хэмпшире в семье миссионеров и проведший детство в Нигерии, ставший постепенно олицетворением определенного типажа английской нравственности, тихого наивного обаяшки в таких нашумевших блокбастерах, как «Дневник Бриджит Джонс» и «Мама Мия!». Родившийся в Ланкашире Уинтерботтом, напротив, ярко выраженный бунтарь, создатель странных, жестких и притягательных фильмов с низким бюджетом и высокими стремлениями – посмотрите комедию «Круглосуточные тусовщики», западную мелодраму «Золотая пыль» и документальную драму «Дорога на Гуантанамо». И все же, несмотря на то, что они такие разные, они составляют прекрасный тандем в работе над фильмом «Генуя». Фильм рассказывает о преподавателе по имени Джо (Ферт) и его двух дочерях, недавно прибывших в Геную и оплакивающий смерть жены и матери Марианны (Хоуп Дэвис). Картина представляет собой несентиментальное рассуждение о семейной боли, примирении и, главным образом, отцовстве. Оба мужчины, прекрасные семьянины – у Ферта три сына, у Уинтерботтома две дочери – создают экранный образ современного отца, показывая родительские переживания Джо и неосознанное физическое притяжение. Проект, вспоминает Уинтерботтом, вынашивался три года, последний из которых был потрачен на то, чтобы согласовать времени съемок с графиком Ферта и начался со случайной остановки в самой Генуе. Уинтерботтом: Я попал в Геную случайно. Был 2006 год, и мне просто нужно было вылететь из аэропорта. Но пока я там находился, я подумал, что здесь было бы интересно снять фильм. Так что я встретился с Лоренсом Кориатом, сценаристом, работавшим со мной над «Страной чудес», и мы несколько раз приезжали в Геную, чтобы понять, о чем мог быть наш фильм. И постепенно появилась история об отце и его двух дочерях, переезжающих в этот город, оплакивая мать. Мы попросили тебя принять участие, но ты был слишком занят. Мы обратились к тебе через год, и, наконец, ты был свободен. Ферт: Между тем, я встретился с продюсером Эндрю Итоном, мы поговорили по поводу фильма, и, зная совсем немного, я согласился на съемки, главным образом из-за того, кто принимал участие в проекте (с насмешливым уважением кивает в сторону Уинтерботтома, который смущенно улыбается). И все же самым поразительным было то, что я снимался в Генуе параллельно с «Мамой Миа!». Знаете, нет фильмов более полярных. Я репетировал «Маму Миа!», мы снимали несколько сцен и затем на три недели я отправлялся в Геную. Потом опять на десять дней на съемки «Мамы Миа!», затем опять на три дня в Геную и так далее. Уинтерботтом: Слава Богу ты не приносил с собой энергию «Мамы Миа!». Ты не, ну… Ферт: Не носился по съемочной площадке? Уинтерботтом: Точно. Ферт: Скорее, наоборот, на съемочной площадке «Мамы Миа!» я казался напряженным. Мне действительно приходилось приспосабливаться, когда я возвращался. Вовсе даже не из-за АББА, а потому что я возвращался с твоей съемочной площадки, где не было ни осветительных приборов, ни съемочной группы, ни репетиций… Уинтерботтом: Репетиции только мешают! Ферт: Ты даже никогда не говорил «мотор» и «снято». Ты просто оставлял камеру работать, как если бы это была сцена диалога. Мы играли диалог, а затем нам приходилось продолжать играть этот небольшой кусочек жизни, потому что камера до сих пор работала. И иногда ты говорил: «Ладно, возвращайтесь к диалогу!». Другие режиссеры так не делают. Так что я провел очень много времени, играя. Уинтерботтом: С такой простой историей, как эта, где много бытовых ситуаций, вовсе не важно, насколько вы придерживаетесь сценария. Вам необязательно произносить тот или иной кусок диалога, чтобы понять, что будет дальше. Здесь главное – атмосфера. Ферт: Но даже тогда обстоятельства могут сговориться против вас. Помнишь, когда мы снимали сцену в квартире? Старый итальянец должен был показывать квартиру мне и моей знакомой, которую играла Кэтрин Кинер. Уинтерботтом: Мы встретили его неподалеку и спросили, не хотел бы он принять участие в фильме, но не были уверены, что он понял. Он был немного глуховат, и я пытался объяснить ему, что происходит в фильме, однако он продолжал рассказывать мне историю своей жизни. Ферт: Я должен был полагаться в итальянском на Кэтрин, тогда как я говорю по-итальянски (жена Ферта документальный продюсер Ливия Джуоджиоли), а она - нет. Так что ты снимаешь, старик говорит, Кэтрин не понимает ни слова, а она должна переводить. И каждый раз, когда я не был в кадре, я пытался быстро перевести его слова, чтобы она могла их повторить. Уинтерботтом: Но, в конце концов, это не так уж важно, потому что он оказался таким милым человеком и прекрасно подходил для сцены, для атмосферы. Ферт: То же самое было с Перлой (Хани-Жардин, 11-летняя бразильско-американская актриса, играющая роль дочери Ферта, Мэри). Мы снимали ночные сцены действительно ночью. Уинтерботтом: Что означает, что она обычно засыпала во время них. Ферт: Я помню, она заснула как раз, когда я играл! И все же она проснулась и превосходно произнесла свою реплику. Была сцена, где мы должны были вместе смотреть телевизор, и она быстро заснула, потом проснулась, поняла, что камера работает и просто, без всяких усилий сыграла, затем продолжила: «Почему бы нам не поговорить о маме?». То есть все те неестественные вещи, которые обычно приходится делать актерам, как то быть чьим-то отцом на протяжении недели, играть семью, нам давались гораздо легче, потому что мы не тратили время ни на что другое. Перемещаться из этой сплоченной атмосферы в съемочный павильон «Мамы Миа!», наверно, было таким же шоком для меня, как переключение с одного фильма на другой. Уинтерботтом: Но «Маме Миа!» необходим такой размах. Тогда как фильмы, которые снимаю я, подобного в целом не требуют. А этот в особенности, хоть и рассказывает о семье, столкнувшейся со смертью в чужом городе, он показывает, каково быть среди этих людей в семье, видеть, как они пытаются жить дальше после смерти матери. Для меня, как для отца, фильм в определенной мере об отеческой любви. Ферт: Абсолютно точно. Подсознательно вы не пытаетесь приравнять свою жизнь к работе, но все равно есть сходство с идеями и чувствами об отцовстве, которое проявляется во время игры. Уинтерботтом: Когда у вас есть дети, неожиданно в жизни появляются вещи, гораздо более важные, чем вы сами. Есть люди, за которых вы будете счастливы умереть, если придется. Это лишает вас определенной доли страха. Ферт: Я думаю, мое эго поглотило бы меня, если бы у меня не было детей. Они – то единственное, что спасло меня от полного и абсолютного эгоцентрического существования. Хотя сейчас мысль о том, что мои дети могут потерять меня, что я умру, очень меня тревожит. Лично я не боюсь умереть, я просто не хочу присутствовать при этом. Это слова Вуди Алена. (Подходят еще двое человек. Ферт и Уинтерботтом обмениваются заговорщическими улыбками) Ферт: Я делаю это только ради тебя. Уинтерботтом: Начало долгой ночи! Ферт: Я помню, как уезжал из Генуи и думал: «Зачем снимать кино по-другому?». Эти съемки меня избаловали. Уинтерботтом: Потому что так веселее. Я всегда считал, что 6 человек в комнате гораздо приятнее, чем, если их там сотня. Ферт: Забавно, как люди представляют себе съемочную площадку. Ричард Эйр разговаривал как-то со старым военным, который сказал: «Вы работаете над фильмом, да? И спите там друг с другом?». Вот оно, абсолютное понимание, и абсолютно неверное. Уинтерботтом (невозмутимо): Каждую ночь в Генуе на съемочной площадке было десять проституток. Ферт: В то время, как фактически это довольно буржуазно. Каждая из них замужем, и после съемок они едут домой, у них есть Volvo, собака и пара детей. Уинтерботтом: Что еще более странно, так это ощущение, что мы работаем в киноиндустрии. Особенно в британской киноиндустрии. Потому что если вы снимаете фильм или очень заняты, все кажется просто замечательным. Или нет, и ничего не происходит. Невозможно понять температуру индустрии изнутри. Генуя снималась на английские деньги, но как раз сейчас я жду финансирования моего следующего фильма, он называется «Убийца внутри меня». Это триллер, адаптация романа Джима Томпсона, действие которой происходит в 50-е годы. И деньги на него придут из Америки. Ты, возможно, заешь больше о британской киноиндустрии, чем я. Ферт: Я понятия не имею, что делается там, а что не делается. И большинство фильмов, в которых я снимался, имели международный успех. Вся эта дискуссия, возникающая в преддверии Оскара, сводится к тому, что делает британские фильмы такими захватывающими. В прошлом году я снимался в «Холостяке», первом фильме Тома Форда (модельер). Я снимался в Америке, но большинство актеров были английскими. Я играл американца, у нас был испанский кинематографист, американский режиссер и сценарий, основанный на английском романе. Уинтерботтом: И ты снялся в «Маме Миа!», который стал самым успешным британским фильмом. А на какой американской студии его снимали? Ферт: Universal! Так что это была американская студия, шведские музыканты и английский режиссер. Мне нравится тот факт, что кино не признает никаких национальных барьеров. Не нужно волноваться из-за английскости фильмов. Уинтерботтом: «Круглосуточные тусовщики» насквозь английский фильм, но в него вложены деньги United Artists. Там нет Голливуда, а нас нет здесь. Может, 20 лет назад, во времена Ридли Скотта, вам приходилось ехать и работать там, но не сейчас. Ферт: Я не знаю, как нам удалось сделать такие карьеры. Для меня такая карьера не была очевидной. Мои бабушка и дедушка были миссионерами, и в детстве я много времени провел в Африке. Я знаю своего ровесника с таким же воспитанием, с бабушкой и дедушкой миссионерами, но мы очень-очень разные люди. А если смотреть еще раньше, то я не знаю, показалось ли бы вам мое детство счастливым. Были хорошие дни и плохие. Уинтерботтом: Мое детство было таким же, как у всех. Не уверен, что это что-то значит, счастливое это детство или нет. Оно определяется настроением, в котором ты находишься, вспоминая о нем. Так что сегодня, да, я считаю, что у меня было счастливое детство. И как и у тебя, ничего в моей жизни не было предопределено. Неправильно думать, что я занимаюсь своим делом, потому что я создан для него, и всегда намеревался им заняться. Я считаю, что происходят случайные события, и позже мы пытаемся найти в этом смысл, что-то важное. Для меня все могло сложиться по-другому. Выпустившись из университета в Бристоле, я начал работать с Линдси Андерсоном над документальным фильмом о его фильмах. В это же время он работал еще над одним документальным фильмом. Он не просил меня работать над ним, но я не стал отказываться. Я думаю, у меня бы сложилась совсем другая карьера, если бы я встретил Джорджа Майкла, когда он только начинал. Ферт: Что касается меня, то мне очень повезло поработать над фильмом Тома Форда минуту, долгие часы и бесплатно, а в следующий момент оказаться приглашенным на работу в высокобюджетный фильм, такой как «Рождественская сказка» Роберта Земекиса, где меня облепили датчиками, поместили в странный латексный костюм, и где мне пришлось работать со спецэффектами, в которых я ничего не понимаю. И все же, я считаю, что если вы занимаетесь такой профессией, когда о вас постоянно пишут, банальность имеет место. Так, например, все, что касается мистера Дарси, закончилось для меня в тот момент, когда я покинул съемочную площадку «Гордости и предубеждения» в 1994 году. И все же люди продолжают писать об этом. Я лично привык к этому. В общем, я больше не способен высказываться по поводу Дарси. Уинтерботтом: Работа, в общем, полна фрустраций. Но прозвучит неубедительно, если мы скажем: «Ох, я так устал. Я хочу заняться чем-нибудь другим!». Но когда вы работаете, то, что вы пытаетесь сделать, так это найти что-то новое и сказать об этом, а не просто что-то наскоро сделать, надеясь, что так сойдет. Лучше и быть не может. Ферт: Я думаю, что те, кто медитирует дни напролет, могут говорить о довольстве и счастье в своих жизнях и карьерах. Остальные же просто пытаются максимизировать частички хорошего и прожить день с насколько можно меньшими неприятностями.
|