Не прошло и .... как родился перевод рассказа Колина о съемках фильма.
Перевод
strangebird, olja, редактор
Romi
Месяц в деревне Колин Ферт пишет о том, как снимался в этом фильме.
From Harpers and Queen, Май 1987 В августе прошлого года я снимался в фильме «Месяц в деревне» (экранизация одноименной повести Дж. Л. Карра, режиссер Пэт О’Коннор)
Возможно, фильм получился отличным — я еще не видел его. Он будет представлен в Каннах, но я не знаю, в какой номинации. Как актер я должен признать: судьба фильма уже не зависит от меня.
Это прекрасно написанная вещь: рассказ о двух чужаках, в 1919 году попавших в йоркширскую деревню. Оба — ветераны войны. Мой герой живет на колокольне местной церкви; он занимается реставрацией настенной средневековой росписи. Герой Кеннета Брана — археолог, раскинувший палатку по соседству.
Это прекрасное, далекое, волнующее — очень английское — воспоминание о летней идиллии и молодости, которому противопоставлено лежащее в основе всего повествования одно из самых отвратительных и жесточайших зверств в истории. Проявляясь в сюжете лишь косвенно, война отбрасывает тень на всю эту историю, на ветеранов и мирных жителей, и борьба за исцеление от ее последствий — доминирующая идея картины.
Я играл приехавшего в деревню Тома Бёркина. Он получил тяжелую контузию, от которой страдает до сих пор, и в этом тихом месте пытается найти успокоение. Переживания человека, прошедшего через сражение при Ипре, непонятны тому, кто там не был, не говоря уже о нашем поколении (26). Мне пришлось столкнуться с тем, что находилось далеко за пределами моих познаний. Но, не проникнувшись этим опытом, невозможно было бы понять суть исцеления героя, поэтому я начал изучать все, что было доступно, — стихи, письма, воспоминания и фотографии. Это погружение в первоисточники перевернуло мое представление о том времени настолько, что я почувствовал необходимость что-то сделать. Я так редко получал столь многообещающий сценарий, что стал относиться к нему, как к драгоценности.
Прибытие на съемочную площадку со всеми ее декорациями, камерами, церковью, палаткой и тому подобным отрезвило и показало, что предстоит рутинная работа с ограниченными сроками и прочими обычными нелепостями: картонными надгробиями, немой скрипкой, подлинной средневековой росписью, скрытой так, чтобы казаться настоящей. Все было сделано с отличной профессиональной рассудительностью.
Неприятности начались в первый же день съемок. И последовали, как полоса препятствий. С точки зрения стереотипа, неудачи, с которыми мы столкнулись, были банальны, но при этом в них присутствовало нечто зловещее и сверхъестественное. Одна из первых сцен, которые мы снимали, была с моим участием. Я стоял у церкви и орал во всю глотку: «Бог?! Что Бог? Нет никакого Бога!» В этот момент небеса разверзлись и обрушили на нас самый дождливый за последние десять лет август. Нам пришлось сражаться за знойное лето, столь необходимое для этой истории, когда в тучах появлялась брешь.
Вдобавок ко всему нас преследовала череда странных технических срывов, которым не было внятных толкований. Зачастую на съемочной площадке дубль становился совершенно необъяснимым для исполнителей: при слове «снято» каждый задерживал дыхание, подозревая: что-то вновь пойдет не так. Пэт, который, казалось, сосредоточивал все внимание на снимаемой сцене, некоторое время спустя говорил: «Отлично, это все — можно проявлять», — с выражением человека, обезвредившего бомбу, но несколько секунд спустя бомба непременно взрывалась знакомым стоном терзаемой виной души: «Простите, можно ли повторить все сначала?» И мы повторяли, смиряясь с необъяснимым.
Вдобавок ко всему мы работали с сознательно приблизительным сценарием: не следуя бездумно сюжету книги, сценарист выбрал краткость, что наложило колоссальную ответственность на актеров и режиссера. Это как вести корабль без балласта: малейшая ошибка могла свести на нет всю идею. Но среди этого хаоса Пэт продемонстрировал невероятное умение создавать пространство для расцвета воображения. Будучи вполне уравновешенным человеком, он обладает энергией фанатика. Это уникальное качество, которое я могу определить, как «страстная разумность». Давая самые краткие советы, учитывая возможности отдельного актера, он мог выжать из каждого блестящую игру.
Если все это звучит как панегирик режиссеру, я хотел бы отметить, что пишу не для этого. Просто его качества стали одной из главных причин, побудивших меня сняться в фильме и что-то сказать об этом. Повесть, как я уже говорил, разворачивается на разных уровнях, и фильм легко было бы снять в жанре летней идиллии.
Если бы не бдительность Пата к опасности сползания в развлекательный жанр, у меня были бы серьезные сомнения по поводу своего участия в съемках. Временами возникал соблазн возвратиться к тексту книги и там искать ответы на вопросы. Хотя трудно было бы понять сценарий, не прочитав повесть Карра (я читал ее шесть раз), как только начались съемки, я почувствовал, что необходимо выбросить ее из головы.
Как правило, в процессе работы с материалом наступает момент, когда оригинал полностью усвоен и права на него должно предъявлять собственное воображение исполнителя. Только тогда фантазия может работать достаточно свободно, чтобы отдать должное первоисточнику. Для достоверности персонажа крайне необходимо, чтобы актер привносил туда что-то очень личное.
Порой моменты паники или сомнения влекли меня к книге в поисках вдохновения, но это могло создать помехи и для воплощения персонажа, и в том случае, когда требовался беспристрастный подход.
Возмездие настигло меня, когда однажды я лично встретился с Дж. Л. Карром. Все мои дерзкие теории независимости и установления контроля над персонажем зачахли. Я вдруг почувствовал себя преступным самозванцем.
Я воспринял его так серьезно не просто потому, что это он придумал героя, которого я так старался воплотить. Было что-то особенное в самой природе этого человека. Он кажется сосредоточенным и настороженным. Быстро понимаешь, что он живет по собственным правилам и, подобно своим работам, без какой-либо аффектации.
Его сдержанный юмор и уверенность в себе нашли отражение в повести. «Да, это очень хорошая книга; я думаю, у нее будет долгая жизнь», — говорит он с такой добродушной откровенностью, что это воспринимается как скромная оценка (даже при том, что с той же уверенностью он сообщает, что написал лучше, чем Тургенев свою пьесу с таким же названием: «Почему у автора должна быть монополия на хорошее название?»)
Это был первый раз, когда по его книге снимался фильм, и кажется, он озадачен тем, что случилось с его текстом: «Я все же думаю, у меня неплохо получаются диалоги, так почему бы не использовать те, что написал я?»
Он немного понаблюдал за съемками и исчез так же неожиданно, как и появился. Но между делом мне все-таки удалось пристать к нему с вопросами. Он оказался более расположенным к беседе, чем я ожидал, и снабдил меня завораживающими описаниями мест, где разворачивается действие, упомянув также очаровательную молодую женщину, послужившую прототипом для создания литературного образа миссис Кич. В книге она так красива и притягательна, что невозможно не испытывать волнение из-за той, что была прототипом героини.
Он намеренно уклонялся от вопроса о моем герое. Не то чтобы я считаю, что автор должен опираться на реального человека, рисуя своего героя, но я нашел Карра так похожим на Бёркина, что ужасно хотел узнать, насколько он согласится с этим утверждением. Он нисколько не согласен. Бёркин ни в коем случае не автобиографичен. Тогда никакого прототипа? «Ну, теперь, когда я познакомился с тобой…», — сказал он с легкой усмешкой.
И вот сейчас я в состоянии неопределенности жду, когда все это случится, — вся эта работа, все мысли и все волнения уложатся в сто минут экранного времени.
То, что фильм преследует тебя долгое время после того, как твоя собственная работа закончена и по большей части забыта, очень раздражает. Пять или шесть недель проходят в полном погружении в проект с его проблемами и людьми, а потом все заканчивается — эта работа в прошлом, она отжила свое. И в то время, как ты переходишь на тучные луга — к новым проблемам и новым людям, — где-то эта работа преобразуется в руках других, готовясь предстать перед тобой в совершенно ином виде и тогда, когда ты этого меньше всего ожидаешь.
Однако к этому фильму я чувствую необычайную привязанность. В результате работы прошлым августом в моем сознании обосновался очень умный, очень волнующий и очень красивый фильм. Полагаю, что не имею права в этом сомневаться, и совершенно уверен, что реальный фильм подтвердит это (я так считаю).
Aвтор: Колин Ферт.
Редактор: Дж. Кавана