Рассказ сценариста Дэвида Сайдлера, опубликованный в
Дейли Мейл Это только часть, остальное выложу позже. Фотографии повторяются, но подумала, что пусть они будут так, как выложены в статье, с теми же подписями.
Как грубое слово вылечило королевское заикание (и мое) Дэвид Сайдлер
19 декабря 2010 года Неожиданно вступив на престол после отречения его брата, болезненно застенчивый Георг VI обратился за помощью к логопеду, чтобы тот помог ему излечиться от заикания и стать монархом, который управлял страной в военное время. Сейчас, когда «Королевская речь номинирована на семь Золотых Глобусов и претендует на награды Оскара, сценарист фильма Дэвид Сайдлер рассказывает о десятилетиях работы и удивительных поворотах судьбы, которые помогли ему осуществить мечту… Потрескивающий звук радио всегда приводил меня в волнение. Я любил это радио. Оно было деревянным. Бакелит, как тогда называли пластик, был слишком фантастическим для парнишки. В моем деревянном радио имелось несколько отверстий. На Рождество мне подарили игрушечное сверло. Никогда не дарите мальчикам сверла, если не хотите, чтобы во всех вещах в доме появились отверстия.
Радиопомехи, словно увертюра, вызывали во мне возбуждение. Если бы я вел себя особенно хорошо, возможно, там зазвучали бы голоса американских звезд, Бернса и Аллена, Джека Бенни или Боба Хоупа. И особое неожиданное событие… сегодня вечером выступит король.
Я помню его голос, высокий, напряженный, время от времени прерывающийся, дрожащий. Но общий эффект был великолепен: решительный, твердый, взволнованный. Несмотря на заикание, он сумел донести до слушателей призывающие к победе фразы, которые сплотили свободный мир. Он был моим королем (я был горд, что я – британец) и если бы даже весь мир, и союзники и противники, критически вслушивались в каждый сказанный им слог, он все равно упорно и упрямо закончил бы эту речь.
В этом была и моя надежда. Я добрался до этой точки тернистым путем.
Бамс… Мой отец, Бернард и дядя Зигмунд рисовали для меня воздушные замки, удачно испортив единственное дитя. Мы жили в Лингфилде, Суррей. Что, по всей вероятности, было разумно, поскольку во времена блица зажигательные бомбы проваливались через потолок нашей Лондонской квартиры, которую мы покинули в начале военных действий.
Мне еще не было и трех лет. Бамс… Далекие орудия Дюнкерка. Это мое первое воспоминание.
Моя жизнь полностью изменилась, совершенно неожиданно. Как многие дети в те дни, я редко видел своих родителей, меня воспитывала няня. Я обожал Аделаиду, в ее ореоле кудрявых волос. Она поцеловала меня перед сном, сказав, что всегда будет охранять меня, а утром ее уже не было.
Мы оказались на корабле, до планшира заполненном такими же пассажирами, как мы. Агрессия считалась неминуемой. Правительство постаралось вывезти как можно больше детей, и я стал одним из тех счастливчиков, которым удалось уехать вместе с родителями.
Требования были строгими: глава семьи должен быть освобожден от службы и способен заработать на жизнь за пределами Британии. Мой отец участвовал в Первой Мировой и, занимаясь пушной торговлей, имел офис в Нью-Йорке. Мы оказались в списке.
Мы вышли в море в составе конвоя из трех судов: два, заполненных семьями, третий – с итальянскими военнопленными из Северной Африки. Немецкие подводные лодки затопили один корабль. Не тот с их точки зрения. Итальянцы были заперты в трюмах. Погибли все.
Мое второе воспоминание – статуя Свободы.
Во время путешествия я начал заикаться. Детство человека, который заикается, совсем не веселое время. Вы живете внутри собственного молчания, потому что речь причиняет боль. Невозможно не замечать, как всем становится неловко: собеседники отводят глаза, постукивают пальцами и пытаются поскорей уйти. Или помочь, что еще хуже. «не торопись, говори медленней, расслабься». Как будто это так просто.
Но явилась надежда. Я услышал ее по своему, напоминающему швейцарский сыр, радио. Родители сказали мне, что король заикался намного сильнее, чем я. Георг VI, король Англии, известный по имени Берти, вдохновил маленького мальчика, изгнанного в бывшую колонию.
Когда я подрос, я обнаружил, что врать очень забавно, и решил стать писателем. Моей первой попыткой стали
Приключения Пенни, которые передавались из рук в руки. Я принял решение, что когда-нибудь напишу о моем короле. Не знаю что, но напишу.
Тем не менее, лишь в университетские дни эта мысль вновь возникла в моем мозгу. Хотя, в то время, вышеуказанный орган был более занят девичьими прелестями, поэтому мысль осталась лишь мыслью.
Двадцать лет спустя я приехал в Голливуд, зрелым и сорокалетним, в том возрасте, когда самые разумные писатели покидают юношескую страну Тру-ля-ля. Дураки же отправляются туда, куда не заглядывают ангелы.
Моим первым сценарием был
Tucker: The Man and His Dream -
Такер: Человек и его мечта для Фрэнсиса Форда Копполы, история создателя идеальной машины Престона Такера и его борьбы за революционную концепцию автомобиля. (
главную роль в этом фильме сыграл наш любимец Джефф Бриджес, прим о.)
Написав этот сценарий, я наивно полагал, что этот фильм немедленно изменит мою жизнь (прошло десять лет, пока это случилось) и я смогу писать все, что хочу (что не вполне подходит для работы).
Таким образом, будучи глуповатым и сорокалетним, я продолжил, читая о Берти все, что попадалось под руку. Я не знал, что ищу, но постоянно замечал на экране своего радара пятнышко с вопросом: «Кто такой Лайонел Лог?»
О логопеде его Величества написано не слишком много, особенно в официальных документах. Столь же редко упоминалось о заикании короля, словно это было источником невероятной неловкости. К настоящему моменту мы уже прошли тот долгий путь изменения отношения к людям с физическими недостатками. Но во времена Берти американского президента Франклина Делано Рузвельта никогда не фотографировали в полный рост или сидящим с непокрытыми пледом ногами. Искалеченные ноги считались знаком слабости.
То же касалось и заикания. Было время, когда оно считалось дефектом. У вас дефект речи. Соответственно вы – человек с дефектом. Не удивительно, что королевская семья скрывала это.
Я до сих пор не знаю, что подсказало мне, возможно, инстинкт писателя, что Лог был именно тем человеком, которого я искал.
Я попросил приятеля из Лондона произвести небольшое расследование. Оно состояло в изучении телефонного справочника. Так я узнал имя и адрес сына Лайонела, доктора Валентайна Лога, известного, но уже не практикующего нейрохирурга, проживающего на Харли Стрит (в фильме он показан в образе человека, уткнувшегося в книги).
Я написал ему, это было задолго до появления электронной почты, и он ответил, что если я приеду в Лондон, он будет рад поговорить со мной и даже показать записи своего отца, которые тот вел во время лечения короля. Это была золотая жила!
В письме же было и предупреждение. Он сделает это только с разрешения королевы-матери. Писать Её Величеству? Это был момент, когда мои американские друзья окончательно убедились в моем британском происхождении.
Американский писатель подумал бы: «Какая королева-мать?» Но будучи бритом, я со всей ответственностью, написал письмо и стал ждать ответа. Ждал долго. Только улиточная почта, пересекающая океан дважды, могла бы быть медленней.
Проезд к моему почтовому ящику был долог и крут. Я заглядывал туда каждый день не по одному разу, надеясь на ответ. И вот однажды… Хрустящий, аккуратный кремового оттенка конверт с красным гербом из Кларенс-Хауса*. О, Боже… Я глубоко вздохнул и открыл его. Сглотнув, прочитал. Это было послание, продиктованное Её Величеством личному секретарю: «Мистер Сайдлер, пожалуйста, только не при моей жизни, воспоминания еще очень болезненны».
* Кларенс-Хаус ( большое здание в Лондоне рядом с Сент-Джеймсским дворцом, резиденция членов королевской семьи. Построено в 1825 году, предназначался для герцога Кларенсского (Duke of Clarence, 1765-1837)